Нарсим — первый русский космонавт

Евгений ХАРИТОНОВ

Вместо традиционного «вреза» приведём цитату из заметки, появившейся в 1848 году в газете «Московские губернские ведомости»: «Мещанина Никифора Никитина за крамольные речи о полете на Луну сослать в отдаленное поселение Байконур».

А теперь — собственно история.

 
К XVIII веку Ближний Космос (во всяком случае, пространство между Землёй и Луной) фантастами был порядком освоен. На трассе Земля — Луна туда-сюда сновал густой поток всевозможных «космолетов первого поколения» — летающие колесницы, махолеты, чудо-лебеди, которым не страшен космический холод, встречались даже опытные образцы многоступенчатых ракет. А лунную поверхность и вовсе вдоль и поперёк истоптали «космопроходцы» Лукиана, Фрэнсиса Годвина, Сирано де Бержерака, Мурто Макдермота и многих других философствующих фантазёров. Иные провидцы осмеливались даже предположить наличие высокоразвитой жизни не только на Луне, но и за пределами Солнечной системы — в других звёздных мирах (бесспорно, пальма первенства установления «первого контакта» с инозвездными обитателями принадлежит Вольтеру, автору «Микромегаса»).
В России же первый космический старт непозволительно запаздывал. Не торопились русские фантасты покидать Землю, не интересовали их космические путешествия. Ведь даже рукотворная солнечная система с негуманоидными обитателями, созданная дворянином-философом, была смоделирована всё-таки на плоскости земной.

В космос фантастическая Россия шагнула лишь в самом конце XVIII века. Относительно даты первого в русской литературе космического путешествия и первого же контакта землянина с представителями иной планеты, у историков разногласий нет. Год 1784-й, журнал «Собеседник любителей российского слова» публикует с продолжением (в четырёх выпусках) космическую утопию «Новейшее путешествие, сочинённое в городе Белеве» очень популярного в те годы Василия Левшина.

Читатели, не искушённые в истории литературы, тем не менее, наверняка вспомнят строчки из пушкинского «Евгения Онегина»: «Вы, школы Левшина птенцы». Это как раз о герое этих заметок.

Славу Василий Алексеевич Левшин (1746—1826) снискал в первую очередь своей невообразимой плодовитостью и трудолюбием. И не только в литературном ремесле, в семейной жизни этот замечательный персонаж своей эпохи тоже преуспел — шутка ли шестнадцать отпрысков! Что же касается достижений литературных, то Василий Левшин по праву может считаться абсолютным рекордсменом эпохи — свыше 150 томов в самых разных жанрах вышло из под его пера! И это только изданные! Написал-то он гораздо больше. Василий Алексеевич отличался удивительной разносторонностью творческих интересов. Вот названия только некоторых из сочинений этого великообразованного дворянина: «Книга для охотников до звериной, птичьей и рыбной ловли», «Ручная книга сельского хозяйства всех состояний», «Словарь коммерческий, содержащий познание о товарах всех стран…» А кроме того, ему принадлежали историко-биографические труды, прославился он и как театральный переводчик (благодаря Левшину в России стали известны пьесы М.-Ж. Седана, К. Гольдони, Г.-Э. Лессинга и многих других), переводчик трёхтомной «Библиотеки немецких романов».

В историю же русской художественной словесности Левшин вошёл как идеолог концепции русского национального романа и основоположник в русской литературе исторической прозы. Но и в историю русской фантастики писатель вошёл не только в качестве открывателя космической эры, но и как один из создателей жанра эпической фэнтези (или, если угодно, романно-сказочного эпоса). Главный литературный труд В.А. Левшина — книга «Русские сказки» (1780—1783) — это не собрание сказок, а литературная интерпретация эпоса, серия самостоятельных повестей (позже их жанр литературоведы назовут «русской богатырской повестью»). Историки литературы полагают, что именно Левшин ввел в пространство русской прозы таких былинных персонажей, как Тугарин Змеевич, Добрыня и Алёша Попович.

Современники высоко ценили левшинскую эрудицию, его экономические и литературные познания, в советские же годы член Санкт-петербургского Вольного экономического общества и Итальянской Академии наук, писатель и энциклопедист В.А. Левшин с «лёгкой» руки В.Б. Шкловского «приобрёл» неблагополучную репутацию «технического консультанта мелкопоместного дворянства» и «попутчика буржуазии»…

Космическая повесть «Новейшее путешествие, сочинённое в городе Белеве» современниками была встречена без энтузиазма, и долгие годы этот первенец космической научной фантастики (НФ) пребывал в безвестности. Лишь спустя два века сокращенный вариант повести был опубликован в сборнике «Взгляд сквозь столетия» (1977).

 
Не все рассуждения писателя пришлись ко времени. Ну, например, вот такие: «Безумные смертные! — вопиет Нарсим. — Сколь мало понимаете вы благость создателя! Сии точки, ограниченные в слабых ваших взорах, суть солнцы или тверди, противу коих земля наша песчинка. Но вы мечтаете, что все сие создано для человека; какая гордость! Взгляните на сие расстояние, равняющееся вечности, и поймите, что не для вас испускают лучи свои миллионы солнц; есть несчетно земель, населенных тварями, противу коих вы можете почесться кротами и мошками. Не безумно ли чаять, чтоб всесовершенный разум наполнял небо точками, служащими только к забаве очей ваших? Какое унижение!..»

Довольно прогрессивные речи для своего времени. Идея множественности разумных миров даже в просвещённом XVIII столетии всё ещё представлялась крамольной. Непонятными и далёкими от реальности казались современникам и восторженные размышления Левшина о будущем покорении человечеством межпланетного пространства, и уж тем более «безумные» (но такие провидческие!) мечты о создании… космического флота: «С каким бы вожделением увидели мы отходящий от нас воздушный флот! Сей флот не был бы водимый златолюбием: только отличные умы возлетели б на нем для просвещения».

Право же, стоило русским фантазерам подзадержаться на Земле, чтобы затем первыми узреть сквозь века идеи Циолковского!

Итак, «Нарсим, размышляя о свойстве воздуха, никак не сомневался, чтоб нельзя было изобрести удобной машины к плаванию по оному жидкому веществу…». Вскоре герой повести изобретает такой «космический экипаж».

Что же представлял из себя первый на Руси межпланетный корабль?

«С каждой стороны ящика расположил он по два крыла, привязав к ним проволоку и приведши оную к рукояти, чтоб можно было управлять четырью противу расположенными двух сторон крылами одною рукою; равномерно и прочих сторон крылья укрепил к особливой рукояти».

Вот на таком «планетолёте» и отправился левшинский герой в путешествие на Луну. Нужно отдать должное писателю — вероятно, он осознавал всё несовершенство подобной конструкции для столь опасного путешествия. А посему и выстроил забавную, даже курьёзную, научно-фантастическую гипотезу, опровергающую его же рассуждения о безвоздушном космическом пространстве: «Посему Нарсим немалую имел причину опровергать мнение, столь твердо принятое о тончайшем воздухе, наполняющем пространство между всех висящих в воздухе тел. Понеже, когда б воздух окружал только одни земныя тела, а не занимал всего пространства неба, притягательная сила тел не имела бы ни от чего себе препятствия, и большее тело привлекло бы к себе малое: поелику эфир, быв без воздуха, тонкостию своею не мог бы воспящать сильному действию магнитной силы. Таковым образом увидели бы мы Луну, присоединенную к Земле, а оную взаимно к Марсу и так далее». Честное слово, трудно было отказать себе в удовольствии процитировать столь «замечательную» гипотезу, ведь она — одна из первых ступенек к научной фантастике будущих времен.

По прибытии на наш спутник, Нарсим с восторгом обнаруживает не просто разумных обитателей, но высокоорганизованное и высокоморальное патриархальное общество «лунатистов», которые к тому же давно овладели способом межпланетных путешествий и вовсю странствуют по ближайшим планетам (судя по всему, они достигли существенных успехов: единственное, что Левшин сообщает о лунных «космолётах» — их можно сложить и убрать в карман. До такого, кажется, ещё не один фантаст не додумался!). Есть у них и свой местный герой-«косморазведчик» Квалбоко, некогда улетевший в разведывательную экспедицию на Землю и, видимо, так долго отсутствовавший, что Нарсима аборигены приняли за своего «блудного» соплеменника. Лунные приключения героя выписаны вполне в традициях литературной утопии того времени: установив доброжелательный контакт с селенитами, «первый русский космонавт» путешествует по утопическому государству инопланетян, знакомится с тамошними нравами, достижениями в культуре и науке, ведёт философские и научные споры, некоторые из которых до смешного наивны (например, о несостоятельности гипотезы о безвоздушном пространстве), но многие рассуждения выглядят для своего времени прогрессивно. Ближе к концу утопическое сочинение Левшина приобретает черты социальной фантастики — критика земного общества (читай — российского) помешала повести увидеть свет отдельным изданием.

Многие десятилетия повесть В.А. Левшина оставалась едва ли не единственным сочинением космической фантастики в русской литературе. Лишь во второй половине XIX века Космос «легализовался» в произведениях отечественных фантастов.

Почти полтора столетия спустя «лунная тема» всплыла в фантастике советской — в неожиданном, так скажем, ракурсе. Но об этом мы расскажем в другой раз.

Оставьте первый комментарий

Оставить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован.


*